Ад в Старомлыновке: жители прифронтового села Запорожской области объяснили, почему не уезжают
Военкор«МК» передает из зоны СВО
Украинские войска в ходе наступления продолжают обстреливать мирное население. На протяжении девяти лет они терроризировали Донбасс, теперь бьют по городам и селам Запорожской и Херсонской областей. Бесчеловечные обстрелы вынуждают жителей покидать родные дома, спасаясь бегством. Но есть и те, кто, несмотря ни на что, остаются жить на линии огня. Корреспондент «МК» побывала в прифронтовом селе Запорожской области и узнала, как живет местное население под несмолкаемым огнем артиллерии.
Пару дней назад мне довелось пообщаться с Валентиной, жительницей села Старомлыновка Запорожской области, бежавшей от украинского контрнаступления. Рассказанное женщиной не давало покоя. Люди, недавно вдохнувшие глоток спокойствия и мирной жизни, опять вынуждены прятаться в подвалах от ежедневных обстрелов. Почему они не уезжают в безопасные места? Ответа на этот вопрос не было, поэтому я решила доехать до прифронтового села и пообщаться с местным населением.
От Зачатовки, населенного пункта, где мы общались с Валентиной, до Старомлыновки – примерно час езды. У местных есть такая шутка: из-за плохих дорог расстояние здесь измеряется не в километрах, а в часах. Не сказать, что населенные пункты находятся далеко друг от друга, но разбитая военной техникой и размытая недавними дождями проселочная дорога сделали свое дело — ехать быстрее, чем сорок километров в час мало где получается.
По обеим сторонам дороги – частные домики, какие-то совсем развалившиеся от возраста, какие-то – вполне свежие, но с пробоинами от прилетов, есть и чудом уцелевшие.
По мере приближения звуки обстрелов становятся все более отчетливыми, а в воздухе повисает напряжение. То самое, когда ты понимаешь: дальше от тебя уже мало что зависит.
– Все отсюда, а мы сюда, – говорит сам себе сопровождающий.
Автобусная остановка, выложенная затертой, местами отколовшейся, плиткой с надписью на украинском языке «Старомлинiвка». Чуть дальше разрушенное почти до основания здание магазина. «Наверное, это тот, про который рассказывала Валентина», – проносится у меня в голове.
– Сюда четыре ракеты прилетело, – словно услышав мои мысли, произносит военный, – Много народу погибло. ВСУшники хитро делают: две ракеты выпустят, народ начинает сбегаться отовсюду раненых спасать. А они потом еще две – туда же…
Едем дальше. Несмотря на несмолкающие разрывы, по улицам куда-то спешат одиночные прохожие. Возле некоторых домов пасутся худющие коровы. На скамейке возле покосившегося заборчика сидят три бабульки, сопровождающие каждую проезжающую военную машину приветственным, будто по команде, кивком головы.
– Сейчас к Людмиле заедем, с ней и пообщаешься, – уведомляет сопровождающий.
Молча соглашаюсь, и уже через пару минут наш УАЗик останавливается возле одноэтажной постройки.
Украинские артиллеристы не пощадили дом Людмилы. Пустынный двор, два окна, заколоченные фанерой. Наверное, если бы я не знала, что здесь живут люди, можно было бы подумать, что хозяева давно покинули родное жилище. Но это лишь на первый взгляд.
Подойдя ближе, замечаю на крыльце резиновые шлепанцы разных размеров и цветов, есть даже совсем маленькие, детские. Завидев чужаков, закрытая в вольере дворняга заходится истошным лаем.
– Мамка дома? – интересуется у выглянувшей на шум из открытой двери перепуганной девочки-подростка военный.
– Нет, мама уехала за продуктами. Скоро будет, – с опаской отвечает маленькая хозяйка.
Это Лия – старшая дочь Людмилы. Ей пятнадцать. Симпатичная, темноволосая, с не по-детски серьезным взглядом.
Лия молча садится на лавочку у входа в дом. Двое маленьких котят тут же устремляются к ней, но, не добежав, начинают устраивать догонялки между собой.
– Не страшно? – интересуюсь после очередного раскатистого грохота.
– Страшно, – напряженно отвечает она. – Но мама не хочет уезжать.
– Почему?
– Говорит – нам некуда ехать.
Едва я только собралась оспорить ответ юной собеседницы, как во дворе появилась Людмила.
– Только давайте без камер, – узнав о цели моего визита, просит женщина. – Поймите, если ВСУ сюда зайдут – нам жизни не будет.
Людмила – медсестра в сельской школе. В бывшей школе. В начале июня, когда начался их «наступ», украинские войска обстреляли здание, разрушив почти полностью.
– Хорошо, что учебный год уже закончился, и детей там не было, – вздыхает женщина. – Вот только ребята без выпускного остались. Жаль.
Людмила рассказывает, что семь лет назад с двумя дочками переехала в Старомлыновку из Донецка. Бежали в родительский дом от событий на Донбассе. Никто и подумать не мог, что, спустя годы, конфликт вновь их настигнет.
– Ваша дочь сказала, что вы не хотите уезжать. Почему?
– Не хочу, – твердо произносит женщина. – Мы весну 2022-го пережили здесь. В подвалах сидели, в голоде, без света и воды, не для того, чтобы сейчас уезжать.
Однако спустя минуту признается, что если ситуация ухудшится, то придется принять это непростое решение. Тем более,что осенью детям надо идти в школу…
Мы ведь думали, что самое страшное уже позади. ВСУ как в марте прошлого года начали лупить, так мы из подвалов выйти не могли. В убежище одновременно восемьсот человек сидели. Помню, в какой-то день вроде потише стало, я вылезла и ужаснулась во что превратилось наше село. У нас ведь так красиво было, особенно в центре, так уютно. А они все разбили.
Женщина рассказывает, что многие жители уехали еще тогда, но те, кто остался, дружно взялись за восстановление родного села, как только наступило относительное затишье. Звуки обстрелов нет-нет, да и врывались в жизнь селян, но прилетов уже не было. С сентября заработала школа, поликлиника, магазины, начали ходить рейсовые автобусы до ближайшего райцентра. Люди выдохнули. Все плохое закончилось, надо жить дальше. Часть временных переселенцев даже вернулись в родные дома. И вот опять. Обстрелы начались внезапно.
– У нас своего подвала нет, – вздыхает женщина. – Если не сильно бьют, мы в соседний двор к соседям бежим. У них есть подвал. Когда хуже, то на параллельной улице убежище на двадцать человек – там пережидаем.
Людмила говорит, что в селе сейчас преимущественно остались одни старики. Ни продуктов, ни медицинской помощи взять неоткуда. Женщина, как медработник, сама ходит к захворавшим соседям – кому уколы поставить, кому таблетки дать, кому массаж. Говорит, для себя решила, что будет помогать чем может. Не за деньги, просто так.
– Да как тут деньги с людей брать? Я как-то давно мужчине одному руку массировала после травмы, а потом узнала, что ему эту руку оторвало во время обстрела…
В случае, когда нужна более квалифицированная медпомощь, то ищут всем миром, кто бы в соседнее село до медпункта отвез.
– Недавно батюшка гуманитарную помощь привез – хлеб, крупы какие-то. Так я на велосипеде старикам по домам развозила. Они-то не все даже до храма дойти могут, чтобы забрать.
Наш разговор прерывает разрезающая небесный свод яркая вспышка, похожая на сигнальную ракету. В какой-то момент уже начинает казаться, что она сейчас затухнет, не оставив и следа, как вдруг на месте огненного свечения небо разрывается черной кляксой. Оглушительный грохот сотрясает село.
– Вы, наверное, правы, можно было бы уехать, – произносит женщина. – Но мы так устали, что, мне кажется, даже на это уже нет сил. Человек ведь – он ко всему привыкает, и мы уже вроде привыкли.
Мы простились, пожелав друг другу сил и Божьей помощи. Небо над Старомлыновкой разливалось багровым закатом, УАЗ, переваливаясь через ямы, стремился покинуть неспокойное место, а я все не могла избавиться от мысли, что так и не нашла ответа на свой главный вопрос.
