И никакого стрельца…» Эта история о мятежном монахе, которая была рассказана Учителем в Джетаване.
Благородный молодой человек, проживающий в Саваттхе, вложил всё своё сердце в распространение знания о Трёх Драгоценностях и предался жизни аскета. Однажды, когда он гулял по окрестностям Саваттхи, он увидел нарядно одетую женщину. Страсть разожгла его сердце, безутешность обуяла всё его естество. Учителя, наставники, друзья, видевшие его в таком состоянии, спрашивали о причинах происходящего. Узрев, что юноша собирается вернуться к мирской жизни, они говорили друг другу: «Друг мой, Учитель способен устранить осквернения тех, кто терзаем страстью и похожими чувствами, и, провозглашая Истины, он приводит таковых к неминуемому наслаждению святостью. Давайте же отведём его к Учителю».
Итак, они отвели его к Учителю. Тот молвил:
— Зачем вы привели ко мне юношу против его воли, монахи?
Они объяснили ему причину.
— Правда ли, что ты ослушался так, как они это говорят?
Монах подтвердил. Учитель спросил о причинах, и тот рассказал свою историю.
Учитель молвил:
— О монах, так случалось и раньше, что подобные женщины вызывали омрачения в умах даже самых безупречных существ, чей порок удерживался исключительно силой концентрации (Дхьяны). Как же такому пустому человеку, как ты, не пасть жертвой растления, когда растление приходит даже к совершенным? Даже люди высочайшей репутации пали жертвами бесчестья, так сколь же пали нечестивые! Разве ветер, доставляющий беспокойство горе Синеру, не способен разметать ворох старых листьев? Это беспокоило самого просветлённого Будду, восседающего на троне, неужели не должно беспокоить и тебя?» И по их просьбе он рассказал им историю.
В прошлом, когда царём Бенареса был Брахмадатта, Бодхисаттва переродился в большой семье брахмана, которая владела богатством, насчитывающим восемьсот миллионов (денежных единиц). Он вырос, получил образование в Тахиле и вернулся в Бенарес. Там он женился и по кончине его родителей он провёл обряд погребения.
Когда он оценил унаследованное богатство, он подумал: «Богатство всё ещё здесь, но тех, кто его накопил, уже нет на этом свете». Он был охвачен горем, и холодный пот струился по его телу.
Долгое время он проживал дома, где пожертвовал значительную часть своих средств; здесь же он усмирял собственные страсти; наконец он оставил своих всплакнувших на прощание друзей и отправился в Гималаи, где выстроил себе хижину в живописном месте и зажил там, питаясь дикими фруктами и кореньями леса, которые находил во время своих прогулок. Некоторое время он взращивал Сверхспособности (Абхинья), сиддхи и пребывал в блаженном состоянии медитативного погружения.
Однажды его посетила мысль. Ему нужно отправиться к людям для покупки соли и специй, таким образом тело его станет крепче, и он сможет ходить по окрестностям пешком. «Это позволит такому добродетельному человеку, как я, собирать милостыню», — подумал он, — а также заручиться уважением. Да благословенны будут небеса!»
Так, он спустился с Гималайских гор, и, понемногу продолжая свой пеший путь, однажды на закате солнца он достиг Бенареса. Он осмотрелся в поисках ночлега и приметил королевский парк. «Здесь, — сказал он — подходящее место для уединения; здесь я и поселюсь». Он зашёл в парк и сел у подножья дерева, где и провёл ночь в блаженном состоянии сосредоточения.
На следующий день, по утру, справив нужду и приведя в порядок свои спутанные волосы и рясу, сделанную из коры и растений, он взял чашу для подаяний; все его чувства были усмирены, гордость успокоена: он держал себя благородно, глядя исключительно перед собой; само совершенство во славе своего появления, казалось, он притягивает взгляды целого мира. Так он вошёл в город, собирая подаяния от дома к дому, пока не приблизился к царскому дворцу.
Царь пребывал на террасе, прохаживаясь взад и вперёд. Он увидел Бодхисаттву и был доволен тем, как тот себя держит. «Если, — подумал он, — в этом мире существует превосходное спокойствие, оно должно быть найдено в этом человеке». Он отправил одного из своих придворных, распорядившись пригласить аскета во дворец.
Придворный приблизился с приветствиями, и, взяв из рук его чашу для подаяний, он произнёс:
— Сударь, за вами посылает царь.
— Благородный друг, — ответил Бодхисаттва, — царь не может знать меня.
— В таком случае, сударь, пожалуйста, оставайтесь здесь, пока я не вернусь. И он передал царю ответ бедняка.
Царь ответил:
— У нас нет доверенного жреца — иди, пригласи его. Одновременно делая из окна знак рукой, он подозвал: — Сюда, сударь.
Бодхисаттва отдал свою чашу для подаяний придворному и поднялся на террасу. Царь встретил его, усадил на своё место и предложил ему трапезу, приготовленную для царского стола. Отобедав, царь задал гостю несколько вопросов; полученные ответы радовали его всё больше. Тогда с уважением в голосе царь спросил:
— Где проживаешь ты, о благородный? Когда прибыл в эти места?
— Я пребываю в Гималаях, о могучий царь, оттуда я и пришёл.
Царь спросил:
— Зачем? В сезон дождей, о небеса, мы должны искать надёжное жилище. Ну что же, — сказал царь, — оставайся здесь, и у тебя ни в чём не будет нужды; я же обрету заслугу, которая приведёт меня в высшую обитель.
Обещание было дано, и, прервав свой пост, он отправился с Бодхисаттвой в парк, где отдал распоряжение о возведении хижины из листьев. Для него была сделана пристройка, работы в которой продолжались день и ночь. Когда убранство хижины для аскета было завершено, царь решительно потребовал располагаться удобнее и наделил его правами распорядителя парка.
Следующие двенадцать лет Бодхисаттва пребывал во дворце.
Однажды случилось так, что взбунтовался народ одной из приграничных провинций. Желая подавить восстание лично, царь подозвал к себе супругу и сказал:
— Один из нас должен остаться у двора.
— Отчего ты так говоришь? — спросила царица.
— Я говорю так ради аскета.
— Я не оставлю его, — сказала она. — На меня ляжет эта забота, отправляйся в путь без тревоги.
Итак, царь отправился в поход. Она же внимательно ждала появления Бодхисаттвы.
В условленное время года с царём (который теперь отбыл) во дворце появился Бодхисаттва.
Будучи в хорошем расположении духа, иногда он приходил во дворец и там принимал пищу. В один из дней он замешкался необычно долго. Его ждала пища, которая была приготовлена царицей лично; она приняла ванну и украсила своё тело; небрежно накинув на себя чистый наряд, она откинулась в подушках в ожидании Бодхисаттвы, который должен был прийти за своей трапезой. Отметив время дня, он взял свою чашу для подаяний и, паря по воздуху, он приблизился к большому окну. Когда она услышала шуршание коры на его одежде, она поднялась с места слишком поспешно, и её жёлтая накидка соскользнула вниз.
Бодхисаттва позволил этому необычному зрелищу проникнуть в его чувства и взглянул на неё с вожделением.
Зловещая страсть, которая удерживалась силой внутренних практик, теперь восстала, словно кобра, которая восстаёт, расправив свой капюшон, из корзины, где её держали. Его подкосило, словно от удара топора, который срубает неокрепшее молодое деревце. С набирающей силу страстью его концентрация уступила место чувствам, которые теперь были омрачены; он был словно птица с подбитым крылом. Он больше не был в состоянии сидеть и принимать пищу; даже после того, как она попросила его присесть, он не смог этого сделать. Тогда царица собрала его еду в чашу для подаяний; но в этот день он больше не мог уйти так, как он это делал раньше, вылетая в окно по воздуху; собрав еду, он спустился по большой лестнице и удалился в рощу.
Когда он зашёл к себе в хижину, то не мог ничего есть. Он оставил миску с едой возле своих стоп и бормотал себе под нос: «Какая женщина! Какие руки, какие стопы! Какая талия, какие бёдра!» — и так далее. Так он пролежал семь дней. Еда его испортилась, и теперь была покрыта роем чёрных мух.
Затем вернулся царь, приведя в порядок границы своего государства. Весь город был украшен к празднику; он проследовал через весь город в торжественной процессии, огибая его справа, и затем проследовал во дворец. Следующим делом он вошёл в рощу, желая увидеть Бодхисаттву. Он отметил грязь и запустение вокруг скита отшельника, и, подумав что никого на месте нет, он толкнул дверь и ступил внутрь хижины. Там лежал аскет. «Должно быть, он болен», — подумал царь.
Он выбросил протухшую еду и привёл в порядок жилище, после чего спросил:
— Что с тобой, милейший? — О, владыка, я ранен.
Тогда царь подумал: «Должно быть, это сделали мои враги. Раз уж они не смогли добраться до меня, они вознамерились причинить вред тем, кого я люблю». Он осмотрел его кругом в поисках раны, но ничего не обнаружил.
— Где это место, сударь? — Никто не причинял мне вреда, — ответил он. — Я сам ранил собственное сердце. — С этими словами он поднялся, и, присев на седалище, он произнёс следующую гатху:
Но не выстрелом метким от самого уха, тетивою звеня, не павлиньим пером —
Похотливыми мыслями сердце пробито, тело словно объято горящим огнём.
Силой воли своё естество подчинить и очистить свой разум от страсти — Только так, не иначе, возможен успех в выдворении этой напасти.
Я не вижу ранений на теле своём, кровь из раны здесь не вытекает:
За несдержанность мыслей навеки страдать сердце глупое нас обрекает.
Так тремя стихами Бодхисаттва объяснил царю произошедшее. Затем он попросил царя покинуть хижину и, сфокусировав всё своё внимание на объекте медитации, он вызвал в себе состояние концентрации, таким образом возобновив прерванную практику Дхьяны. Затем он вышел из хижины, и, сидя на природе, он призвал к себе царя. После этого он объявил, что возвращается обратно в Гималаи.
Царь принялся было разубеждать его, но тот сказал: И не смотря на все царские мольбы, он поднялся ввысь и отправился в Гималаи, где пребывал до конца дней своих, чтобы затем отправиться в Царство Брахмы.
Когда Учитель закончил свою речь, он провозгласил Истины и растолковал джатаку. По завершении толкования истины монах-ослушник стал Архатом, некоторые достигли первой, некоторые второй, а некоторые третей стадии пробуждения.
— Ананда был царём, аскетом же был я сам.
