Что всё это значит?…» — эту историю о Совершенстве Мудрости Учитель рассказал, проживая в Джетаване. Фрагменты этого эпизода можно найти в 546 Джатаке о Подземном Ходе.
Собравшись однажды в зале Дхаммы, монахи обсуждали Совершенство Мудрости Татхагаты, говоря: «Монахи, мудрость Татхагаты велика: она всеобъемлющая, она остра и мгновенна; блестящим умом, острым умом, сокрушающим лжеучения еретиков, после того как силой знания он обратил Кутаданту и других, отшельников Сабхию и других, разбойников Ангулималу-Пальцелома и других, свирепого якшу Алаваку и других, богов Шакру и других, небожителей сфер Брахмы Баку и других, он сделал их смиренными, и, проведя посвящение большинства из них в аскеты, он наделил их знаниями, способствующими плодотворному продвижению на пути к святости (полному просветлению)».
В этот раз Учитель произнёс: «Как и теперь, так и раньше Татхагата был мудр настолько, что в беседах уничтожал любых спорщиков». С этими словами он поведал им историю из прошлого.
— В прошлом, когда царём Бенареса был Брахмадатта, Бодхисаттва переродился в Бенаресе, что находился в царстве Каши, в семье магната-брахмана, управляющего северными территориями, состояние которого оценивалось в 80 крор (восемьсот миллионов золотых). Ему дали имя Бодхи-младший. Он вырос, получил образование в Таксиле и вернулся в Бенарес, где погрузился в домашние заботы по управлению хозяйством. Так, постепенно отвергая пагубные пристрастия, он удалился в пределы Гималайских гор, где принял обет аскетичной жизни странствующего нищего, и жил так долгое время, питаясь кореньями и дикими ягодами.
Однажды, в сезон дождей, он спустился с Гималайских гор, и, обходя окрестности за обычным сбором пожертвований, он постепенно достиг Бенареса. Он расположился в парке, и на следующий день, собирая подаяния в свойственной ему манере странствующего нищего, он приблизился к пределам царского дворца.
Стоя у дворцовых окон, царь увидел его. Будучи удовлетворён его спокойной манерой держать себя, он пригласил его во дворец. Показав дворцовые палаты, Махарадж усадил его на своё императорское ложе. После небольшой дружеской беседы царь выслушал толкование Дхармы и предложил выбор изысканных блюд. Великосущностный вкусил пищу и подумал: «Истинно, царские палаты полны ненависти и кишат врагами. Интересно, кто избавит меня от страха, который поднялся в моём внутреннем мире?». Глядя на коричневого гончего пса, который был царским фаворитом, он встал с ним рядом, и, взяв со стола кусок еды, он сделал движение, будто намеревался бросить его собаке. Царь, который наблюдал за всем этим, распорядился, чтобы принесли собачий корм, и предложил ему покормить пса таким образом. Так Великосущностный и поступил, а затем закончил собственную трапезу. Царь же, заручившись его согласием, распорядился построить хижину из листьев в дворцовом парке на территории города. Предоставив всё необходимое для жизни аскета, он позволил ему проживать в парке. Два или три раза в день Махарадж лично приходил, чтобы выразить своё почтение. Во время приёмов пищи Великая Сущность возлежал на царском месте, чтобы разделить монаршую трапезу. Так прошло двенадцать лет.
У царя было пятеро советников, которые обучали его светским манерам и наставляли его в делах духовных. Один из них отрицал существование причинности (Кармы). Другой верил во то, что всё в этом мире есть деяние воли Всевышнего. Третий исповедовал Дхарму о том, что всё случается как результат прошлых деяний. Четвёртый верил в прекращение всего с наступлением смерти. Пятый же проповедовал Дхарму кшатрия.
Тот, который отрицал причинность (тело действует независимо от души), учил людей тому, что, приходя в этот мир, существа получают полное очищение при рождении. Другой, который верил в Божественную волю, утверждал, что всё в этом мире создано по образу и подобию Божьему. Тот, который верил в последствия прошлых действий, утверждал, что радость или горе, которые сопутствуют человеку здесь, есть результат его прошлых поступков.
Верящий в окончательное уничтожение всего сущего учил о том, что никто не переходит в другие миры, но умирает здесь. Тот же, который проповедовал путь кшатрия, учил людей тому, что для достижения личных интересов все средства хороши, включая те, которые предполагают убийство собственных родителей.
Эти пятеро были назначены присяжными заседателями в Верховном суде. Будучи взяточниками, они лишали законных владельцев их частной собственности.
И вот однажды человек, который был привлечён к ответственности буквой закона за действия, которые он не совершал, увидел Великую Сущность (Махасаттву), который направлялся ко дворцу за подаяниями. Человек поприветствовал его должным образом и излил ему своё горе: «Достопочтенный Бханте, почему ты, который принимает трапезу в царских хоромах, относишься с безразличием к высокопоставленным судьям, которые, получая взятки, уничтожают людей? Только что эти пятеро советников, получив взятку из рук человека, который заведомо лжесвидетельствовал, лишили меня моей собственности». Махасаттва, движимый жалостью к человеку, отправился в суд, где восстановил справедливость, вернув тому права на собственность.
Народ же, ко всеобщему согласию, громко аплодировал, одобряя его действия. Услышав шум снаружи, царь поинтересовался о том, что происходит. Узнав новость, царь дождался, пока Великосущностный закончит свою трапезу, и, присев рядом с ним, он поинтересовался:
— Правда ли то, достопочтенный Бханте, о чём они говорят? Что ты разрешил судебную тяжбу?
— Это правда, о Махарадж.
— Было бы лучше для всего народа, — молвил царь, — если бы ты разрешал судебные тяжбы — отныне ты будешь заседать в суде.
— О Махарадж, — ответил он, — мы — аскеты, и это не наше дело.
— Бханте, ты должен это сделать из жалости к людям. Не обязательно заседать целый день. Рано на рассвете, когда ты приходишь сюда из парка, разрешай четыре дела, а затем, вернувшись в парк для принятия пищи, разрешай ещё четыре дела. Так люди смогут извлечь пользу. Многократно докучаемый просьбами, он дал своё согласие и впредь стал поступать соответственно.
Для мошенников закончилась возможность обходить закон, а для советников прекратился источник взяток. Будучи в безвыходном положении, они зло думали про себя: «С тех пор, как этот попрошайка Бодхи стал разрешать дела, мы ничего не получаем». Объявив его царским врагом, они говорили: «Нужно оклеветать его в глазах царя. Это приведёт его к смерти». Обступив вплотную царя, они говорили ему:
— Махарадж, нищий монах Бодхи желает тебе навредить.
Царь не поверил им и сказал в ответ:
— Нет, он хороший человек и заслужил свою репутацию. Он этого никогда не сделает!
— О Махарадж, — говорили они, — жители города на его стороне. Единственные пятеро, которых он не смог прижать к ногтю — это мы. Если ты не веришь нам, тогда обрати внимание на тех, кто следует за ним, когда он придёт сюда в следующий раз.
Царь согласился, и, стоя у окна в ожидании его следующего появления, он увидел толпу поклонников, которые следовали за Бодхи без его ведома. Царь решил, что это его свита. Будучи полон предрассудков, он вызвал к себе советников и спросил:
— Что нам делать?
— Арестуй его, Махарадж!
— До тех пор, пока мы не докажем грубое нарушение закона, мы не можем его арестовать.
— Тогда лиши его почестей, которые ему обычно оказывают. Лишённый почестей, будучи мудрым кочевником, он тихо сбежит отсюда, приняв единственно верное решение.
Царь поддался и постепенно стал обделять его почестями и уважением, которое обычно выказывали Махабодхи при дворе.
На следующий же день его усадили на голую скамью. Он отметил перемены и мгновенно понял, что был оклеветан в глазах царя. Вернувшись в свой парк, он решил немедленно покинуть пределы дворца, но подумал: «Не время теперь. Нужно убедиться в том, что это действительно так, а затем уже отправляться в путь». И он остался.
На второй день, когда принесли еду для царского стола и для всех остальных, его усадили на деревянную скамью и подали ему царскую пищу, смешанную с едой для простолюдинов.
На третий день они не потрудились пригласить его под царский балдахин, но вместо этого усадили на верхней площадке лестницы, ведущей к царскому возвышению. Он забрал свою трапезу в парк, чтобы отобедать там в одиночестве.
На четвёртый день его усадили на террасе этажом ниже и принесли бульон, сделанный из рисовой шелухи. Как и раньше, он забрал свою трапезу в парк, чтобы отобедать там.
Тем временем царь молвил:
— Даже после того, как мы лишили его всех почестей, Великий Бодхи — этот странствующий монах — не уходит. Что же делать?
— Махарадж, — говорили они, — он здесь не для сбора податей, но для того, чтобы утвердить собственную власть. Если бы он находился здесь для сбора подаяний, он бы убежал отсюда в тот же день, когда его унизили и лишили почестей.
— Тогда что нам делать?
— Казни его завтра же, Махарадж!
— Быть посему, — вложив этими словами им в руки оружие, он продолжил, — завтра же, когда он придёт и встанет в дверях, отрежьте ему голову и превратите его тело в фарш. Затем тихо, чтобы никто ничего не узнал, выбросьте его в отхожее место, примите омовение и возвращайтесь сюда.
Они тут же согласились и сказали: «Завтра же, когда он придёт, мы так и поступим». Обсудив все подробности задуманного, они разошлись по своим домам. Царь, в свою очередь, отужинав, прилёг на своё царское ложе, и, вызвав в уме образ Великосущностного, размышлял о его добродетелях. Великое горе охватило его, и холодный пот струился по всему его телу. Он крутился с одного бока на другой, не находя себе покоя. И даже когда его супруга-царица прилегла рядом, он не удостоил её ни единым словом.
Она вопрошала его, говоря:
— Как так случилось, Махарадж, что ты не обмолвишься со мной и словом? Неужели я оскорбила тебя чем-либо?
— Нет, моя Деви, — молвил он, — мне сказали, что монах Бодхи стал нашим врагом. Я приказал пятерым своим советникам умертвить его завтра. После того, как они убьют его, они разрежут его на кусочки и разбросают тело по всей навозной куче. Двенадцать лет он учил нас истине, и ни разу за всё это время я не видел от него ни малейшей провинности. Но, слушая подстрекательства других, я приказал придать его смерти и теперь об этом горюю.
Она успокаивала его, говоря:
— Если, о Махарадж, он является твоим врагом, отчего ты так скорбишь, приказав придать его смерти? Ты должен заботиться о своей собственной защите, даже если враг, которого нужно умертвить, — твой собственный сын. Не принимай это близко к сердцу.
И он уснул после её заверяющих слов.
В это время коричневый породистый гончий пёс, услышав их разговор, подумал: «Завтра своими собственными силами я должен спасти жизнь этого человека». На следующее утро пёс спустился с террасы вниз и, подбежав к большим дверям, улёгся, положив голову на порог. Он наблюдал за дорогой, по которой должен был прийти Великосущностный. Но пятеро советников пришли заранее и теперь стояли, притаившись по обеим сторонам дверей, держа в руках мечи с обнажёнными лезвиями. Внимательно следя за временем, Бодхи пришёл из парка и приблизился к дворцовым дверям. Завидев его, пёс оскалил пасть и показал свои клыки, подумав: «Неужели во всей Джамбудвипе, о Бханте, ты не нашёл другого места для своих подаяний? Царь направил пятерых советников, вооружённых мечами, чтобы лишить тебя жизни. Они прячутся за дверями. Не ходи сюда, принимая смерть как неизбежность судьбы, но убегай со всех ног!» И он громко залаял.
Будучи способным понимать голоса и звуки живых существ, Бодхи тут же сообразил, в чём дело, и вернулся в свою хижину в парке. Там он собрал всё необходимое для путешествия. Царь, стоя в ожидании у окна, и обнаружив, что тот не идёт, подумал: «Если этот человек действительно является врагом, тогда он вернётся в парк, и, собрав все силы, будет готов к дальнейшим действиям. Если же нет, он соберёт свои вещи, чтобы уйти. Нужно проверить, чем он сейчас занят». Он пришёл в парк, он увидел, как Великая Сущность выходит из своего шалаша из листьев со всеми своими пожитками, готовый отправиться в путь. Поприветствовав его, царь встал в стороне и произнёс первую гатху:
1. Оленья шкура, зонт и обувь — вещи наготове,
Для подаяний чаша… Ты намерен уезжать?
И впопыхах собрался, не простившись… Что за дело?
Что значит эта спешка, мне хотелось бы узнать.
Услышав это, Великая Сущность подумал: «Похоже, он даже не понимает, что натворил. Сейчас я ему разъясню». И он повторил следующие две гатхи:
2. Двенадцать долгих лет прожил я в королевском парке,
Но чтобы гончий лаял, я припомнить не могу.
3. Но горделиво показал мне ряд клыков он белых.
Всё, что сказал ты втайне, царь, то верный пёс твой знает,
Предостеречь меня спешит — твой гончий громко лает!
Затем царь сознался. Прося о прощении, он повторил следующую гатху:
4. Что есть, то есть: о благородный Бханте, я призна́юсь,
Что страшное задумал и хотел тебя убить.
Теперь же я прошу тебя в последний раз — останься,
Тебя я заклинаю и прошу меня простить!
Услышав это, Великосущностный ответил: «По правде говоря, Махара́дж, мудрые не пребывают в местах с теми, кто, не убедившись в сути вещей воочию, следуют советам других». Так он вывел его на чистую воду и произнёс следующее:
5. Моей однажды пищи цвет был безупречно белый,
Но начала пестреть и запах странный источать,
И, наконец, оттенок превратился в грязно-серый —
Так есть, настало время путь неблизкий мне держать.
6. Под балдахином трапезу вкушал в палатах царских,
Но вскоре вне чертога я на лестнице сидел.
И прежде, чем меня взашеи выбросят отсюда,
Я в тот же час, немедля, покидаю сей предел.
7. Неверность друга пусть не тронет чувств твоих напрасно:
Колодцу с высохшей водой подобна суть его.
Сколь вглубь источник не копай, вода пребудет грязной,
Из грязного колодца не достанешь ничего.
8. Ищи того, кто верность дружбы1 ценит неизменно,
Но избегай отвергнувшего руку гордеца.
Как жаждущий, завидев ручеёк, к нему стремится,
Стремись к тому, кто дружбе будет верен до конца.
9. Держись того, кто сам решил тебя держаться крепко,
Любовью друга на любовь всегда плати в ответ.
Но жалкий вид имеет тот, кто дружбы предал узы:
Отступнику уже не будет в радость белый свет.
10. Кто к другу не прилепится в ответ на чувство дружбы
И дружбой не расплатится, любовь не приумножит,
Тот из людей, за дело, наречётся самым подлым
И даже в обезьян отряд записан быть не сможет.
11. Встречаться с другом слишком часто будет так же скверно,
Как долго или вовсе к другу носа не казать.
И если дружба — лишь предмет для всяких одолжений,
Такая дружба очень скоро станет угасать.
12. Друзей порою навещай, но всё ж не очень часто,
Не должен слишком длинным быть визит твой никогда.
О помощи проси всегда в момент благоволения —
Останется меж вами дружба крепкой навсегда.
13. Но тот, в гостях который задержался слишком долго,
Увидит друга взгляд, который сильно охладел.
И вот когда я вижу — между нами дружбы нету,
Я волен уходить, я покидаю сей предел.
Царь в ответ умолял:
14. С руками у груди стою, тебя я умоляю,
Но ты и ухом не повёл, в безмолвии стоишь.
Безмолвен ты к тому, кому теперь всего дороже
Была та служба. Бханте, отчего теперь молчишь?
Лишь об одной услуге попросить теперь хочу я:
Придя сюда однажды, нас ещё раз навестишь?
Махасаттва отвечал:
15. Как знать, владыка царства, если только будем живы
И жизнь мою, и жизнь твою ничто не оборвёт.
Вполне возможно, я и прилечу сюда однажды,
Меня увидишь снова дни и ночи напролёт.
Так говорил Великосущностный, проповедуя Дхарму царю, напоминая: «Будь бдителен, о Махара́дж». И вот, покинув свой парк, обойдя свои пределы и собирая даяния, он покинул Бена́рес и постепенно добрался до места в Гималаях, где прожил некоторое время, после чего спустился в долину и поселился в деревне на рубеже царства Каши.
Как только он удалился, пятеро советников вернулись в жюри присяжных заседателей, продолжая грабить людей обманным путём. Меж собой они думали: «Если этот бродяга — Великий Бодхи — снова вернётся, мы потеряем средства дохода. Что же нам такого сделать, чтобы он больше не возвращался? Такие люди, как он, не оставляют после себя ничего, к чему они могли бы быть привязаны. И всё же, что может быть объектом его привязанности?» Будучи уверенными, что объектом такой привязанности может быть супруга государя, они подумали: «Вот причина, по которой он может вернуться. Мы сработаем заблаговременно и убьем её». И они обратились к царю, говоря:
— Владыка, до нас дошли определённые слухи, которые ходят по городу.
— Какие слухи?
— Великий Бодхи, этот оборванец, и твоя супруга шлют друг другу послания.
— На предмет чего?
— Его послание к Махарани, так говорят, следующее: «Сможете ли вы, используя вашу власть, умертвить царя и предоставить мне Белый Зонт2?» А вот её ответ обратно Бодхи: «Я устрою смерть царя, но тебе нужно торопиться».
Так повторяли они, пока царь не поддался на убеждения и не спросил:
— Что же нам теперь со всем этим делать?
— Мы должны умертвить Махарани.
Не потрудившись установить истину в этом деле, он сказал:
— Тогда убейте её, разорвите тело на куски и выбросьте в навозную кучу.
Так они и поступили. Новость о смерти царской жены облетела весь город и распространилась далеко за пределы царства. Их четверо сыновей сказали: «Наша мать, хотя и была невиновной, была умерщвлена вот этим человеком». Так они стали врагами царя. И великий ужас охватил императора.
Весть долетела и до Махасаттвы, который теперь думал: «Никто, кроме меня, не способен теперь примирить царевичей и привести их к тому, чтобы они простили своего отца; я спасу царя от верной смерти и отвращу царевичей от злого деяния, которое они задумали совершить».
Итак, на следующий день он вошёл в приграничную деревню, и после того как попробовал плоть обезьяны, которую попросил у местных жителей3, он выпросил у них и шкуру обезьяны, которою он сушил в своей хижине до тех пор, пока она не потеряла запах. Затем он отделал шкурой нижнюю часть своей одежды и верхнюю часть (сангхати), которую перекинул через плечо. Для чего он так поступил? Чтобы в дальнейшем он мог сказать, что обезьяна пришлась кстати во всех смыслах.
Имея при себе шкуру, он постепенно добрался до Бенареса, и, отыскав царевичей, он приблизился к ним вплотную и сказал: «Убийство собственного отца — это ужасная вещь. Вы не должны этого делать. Нет в мире смертного, который бы не дряхлел и не умирал. Я пришёл сюда, чтобы помирить вас. Когда я подам знак, вы должны прийти ко мне». Наставив молодёжь на путь истинный, он вошёл в городской парк и устроился на каменной плите, расстелив шкуру обезьяны.
Завидев это, смотритель парка в спешке отправился к царю, чтобы доложить. Услышав новость, царь преисполнился радостью, и, прихватив с собой всех пятерых советников, он подошёл и приветствовал Великую Сущность. Присев рядом, он завёл разговор в вежливой и приятной манере. Не выказав никакого уважения в ответ, Великосущностный принялся гладить шкуру обезьяны.
Царь молвил:
— Бханте, не проронив ни слова, ты продолжаешь гладить шкуру этой обезьяны. Неужели ты находишь в этом больше пользы, нежели в моём присутствии?
— О да, Махарадж, эта обезьяна сослужила мне великую службу. Я передвигался, сидя на её спине. Она носила мой сосуд с питьевой водой. Она подметала моё жилище. Она выполняла прочие мелкие поручения для меня. Поскольку она являлась существом невежественным, я употребил в пищу её плоть, а затем высушил её шкуру, на которой сидел и лежал. Таким образом, она оказалась очень полезной для меня.
Он поступил так, чтобы опровергнуть ересь советников и наделить обезьянью шкуру действиями, которые совершала сама обезьяна. Оторочив́ одежду шкурой, он мог сказать: «Я передвигался, сидя на её спине». Перекинув шкуру через плечо таким образом, чтобы на ней висел сосуд с водой, он мог сказать: «Она носила мой сосуд для питья». Подметая шкурой землю, он мог сказать: «Она подметала пол в моей хижине».
Поскольку шкура прикасалась к его спине, когда он ложился, и к его ступням, когда он на ней стоял, он мог сказать, что она служила ему другими полезными действиями. Поскольку он отведал плоть обезьяны, он мог сказать: «Я попробовал её плоть, поскольку она являлась существом примитивным». Услышав всё это, советники подумали: «Этот человек виновен в убийстве. Только вдумайтесь в деяния этого аскета: он говорит, что убил обезьяну, съел её плоть, а теперь разгуливает с её шкурой». И они высмеивали его, хлопая в ладоши.
Наблюдая всё это, Великая Сущность — Махасаттва — подумал: «Они не знают, что я пришёл с этой шкурой для того, чтобы развеять их ересь. И я не скажу им». Обращаясь к тому из них, который отрицал причинность, он спрашивал, говоря:
— Почему ты меня обвиняешь?
— Потому, что ты виновен в вероломном акте предательства по отношению к верному тебе и в убийстве.
Тогда Великая Сущность сказал: «Если верить тому, что ты говоришь, и следовать Дхарме, которую ты проповедуешь, какое же зло я совершил?» И, опровергая его ложные воззрения, он произнёс:
16. Ты говоришь: людей поступки, будь они благие
Или поступки низкие — все происходят только
Как результат естественных причин в природе. Значит,
В естественном что может быть неправильным тогда?
17. И если ты действительно сторонник убеждений,
Которые как будто можно Дхармой называть,
Согласно этим правилам я действовал нормально,
А значит, можно было обезьяну убивать.
18. И если бы теперь имел возможность сам увидеть,
Насколько все воззрения твои сейчас греховны,
Тогда бы ты не смог найти причину, по которой
Меня в моём поступке был бы вправе обвинить.
Так Великосущностный укорял его, отчего тот пришёл в молчание. Царь, чувствуя раздражение за такую взбучку перед всеми собравшимися, поник плечами и сел. Махасаттва же, после того как опроверг еретические воззрения, обратился к тому, который веровал во Всевышнего, создающего всё в этом мире:
19. По-твоему, Всевышний исключительно решает,
В кого вдохнуть блаженство, а в кого — страданий горе.
Одних он наделяет добродетелью и силой,
Других же обрекает на бесславие и бедность —
Такой Господь запятнан. Человек же подневолен
И не способен действовать без указаний свыше.
20. И если ты действительно сторонник убеждений,
Которые как будто можно Дхармой называть,
Согласно этим правилам я действовал нормально,
А значит, можно было обезьяну убивать.
21. И если бы теперь имел возможность сам увидеть,
Насколько все воззрения твои сейчас греховны,
Тогда бы ты не смог найти причину, по которой
Меня в моём поступке был бы вправе обвинить.
Так поступил он и с этим: словно манговое дерево подламывается дубиной, сделанной из древесины мангового дерева, он опроверг воззрения того, который веровал в волю Всевышнего согласно своей Дхарме, и в той же манере обратился к тому, который верил в результаты прошлых действий:
22. Из прошлых действий всё произрастает в этом мире:
И горе, и блаженство. Значит, эта обезьяна
За прошлое долги вернула — жизнью расплатилась.
Погашен долг. Так в чём же здесь тогда моя вина?
23. И если ты действительно сторонник убеждений,
Которые как будто можно Дхармой называть,
Согласно этим правилам я действовал нормально,
А значит, можно было обезьяну убивать.
24. И если бы теперь имел возможность сам увидеть,
Насколько все воззрения твои сейчас греховны,
То и не смог найти причину, по которой
Меня в моём поступке был бы вправе обвинить.
Отвергнув ахинею и этого мужа, он обернулся к тому, который верил в разрушение всего существующего, и молвил: «Ты, почтенный, хранишь веру в то, что нет награды и прочего, но что все смертные в итоге просто умирают здесь, не отправляясь в будущие миры. Так отчего же ты обвиняешь меня?» Так упрекая его, Великосущностный произнёс:
25. Живые существа — всего лишь первоэлементы:
Четыре элемента наше тело составляют,
И, умирая, тело распадается на части,
Обратно элементы, растворяясь, возвращает.
26. Вот мертвецы уходят, жить живые продолжают,
Но вдруг случится миру быть низвергнутому в бездну,
Все — мудрецы и глупые — уйдут до одного.
И на руинах мира будет ждать пятно «достойных»,
Чтоб осквернить всех разом, только как же это сделать?
Как заклеймить виновных, если нету никого?
27. И если ты действительно сторонник убеждений,
Которые как будто можно Дхармой называть,
Согласно этим правилам я действовал нормально,
А значит, можно было обезьяну убивать.
28. И если бы теперь имел возможность сам увидеть,
Насколько все воззрения твои сейчас греховны,
Тогда бы ты не смог найти причину, по которой
Меня в моём поступке был бы вправе обвинить.
Так он опроверг ересь и этого тиртхака, а затем, обращаясь к тому, который придерживался Дхармы кшатрия, он произнёс: «Ты, достопочтенный, придерживаешься мнения о том, что каждый должен служить своим интересам, даже если для этого нужно будет убить свою мать и отца. Так зачем же, заявляя подобные вещи, ты обвиняешь меня?» И он повторил следующую гатху:
29. Вот кшатрии — глупцы простые, бедные на разум,
Но возомнившие себе, что так они мудры.
Уверены, что если цель оправдывает средства,
Родителей вполне возможно будет умертвить.
И лишь возникнет в том необходимость, будет можно
Своих детей, жену, и старших братьев им убить.
Так противостоял он и этому человеку. Чтобы высказать ему своё мнение, он молвил:
30. От дерева, что тень даёт уставшему с дороги,
В которой путник может отдохнуть и полежать,
Отрезать ветку будет равносильно вероломству.
Фальшивость дружбы кшатрию уже ли не понять?
31. Но лишь возникнет в том необходимость, будет можно
Под корень это дерево немедленно срубить.
Затем чтобы моим она служила интересам,
Я эту обезьяну вознамерился убить.
32. И если ты действительно сторонник убеждений,
Которые как будто можно Дхармой называть,
Согласно этим правилам я действовал нормально,
А значит, можно было обезьяну убивать.
33. И если бы теперь имел возможность сам увидеть,
Насколько все воззрения твои сейчас греховны,
Тогда бы ты не смог найти причину, по которой
Меня в моём поступке был бы вправе обвинить.
34. Вот этот человек причинность страстно отвергает,
Другой нам утверждает: «Есть лишь Бог на всех единый!»
Вон тот нам говорит: «Всё — результат деяний в прошлом!»
Последний заявляет: «Превратится всё в руины!»
35. И те, и кшатрий — вот глупцы, которые решили,
Что мудростью блистают. Так вредят они не только
Себе, но также всем, кому дают свои советы.
Собрать им горький урожай в итоге суждено.
36. В бараньей шкуре волк подкрался к овцам —
Врасплох застиг он блеющую массу.
И вот, всё стадо тотчас перерезав,
Он убежал на поиски другого.
37. Монахи и брахманы зачастую
Используют наряды для обмана:
Одни лежат, все извалявшись в грязи,
Другие держат пост и епитимью,
А третьи не пьют воды подолгу,
Четвёртые, как будто обессилев,
Сидят на корточках, изображая муки.
Жестокие глупцы рядятся в рясы,
Чтоб святость выставлялась напоказ.
38. Вот племя злое — вот глупцы, которые решили,
Что мудростью блистают. Так вредят они не только
Себе, но также всем, кому дают свои советы.
Собрать им горький урожай в итоге суждено.
39. И те, кто утверждают, что нет силы4 в этом мире,
Они же отрицают и причинность5 всех явлений.
Людей поступки и свои такие умаляют,
Их превращая в тщетность суеты, о Махарадж!
40. Вот племя злое — вот глупцы, которые решили,
Что мудростью блистают. Так вредят они не только
Себе, но также всем, кому дают свои советы.
Собрать им горький урожай в итоге суждено.
41. И если силы действия нигде не существует,
Тогда ни зло, ни благо не различны в этом мире.
Но почему же царь тогда мастеровых содержит,
Чтоб выгоду от них могла держава получать?
42. Затем, что семя действия проявится однажды:
И злых поступков, и благих покажутся вершки.
По этой же причине царь ремесленников держит,
Труда мастеровых взойдут побеги и ростки.
43. Но если сотни лет земля дождём не орошалась
И снег бы не ложился на поверхности равнин,
Что с расой человеческой тогда бы приключилось?
Тогда в руинах мира смог бы выжить хоть один?
44. Но всё же снегопады и дожди питают землю,
Сезонов перемен бежит извечная река.
Земля родит плоды, даруя людям урожаи,
Бескрайние просторы укрепляя на века.
45. Дурной бычок, как есть, сквозь наводнение проложит
Кривую и опасную стезю. Коровье стадо,
Разрозненно скитаясь, разбредётся как попало,
Последует примеру их дурного вожака.
46. И если предводитель встал на скользкую дорожку,
Такой лишь соберёт вокруг себя толпу лихую.
Вульгарную команду за собой ведёт, рискуя
В итоге вседозволенности царство получить.
47. Вожак проложит курс прямой единственно и верно —
Коровы за быком пойдут уверенно вперёд.
48. Так, если предводитель встал на путь благих деяний,
То стороною обходить людей начнёт беда.
Народной справедливости то царство назовётся,
Покой святого мира воцарится навсегда.
49. Кто с ветки плод зелёный рвёт, пока он только зреет,
Уничтожает семена всех будущих плодов,
И не вкусит он сладости, когда тот плод созреет.
50. Так тот, который правит государством, где в основу
Положена неправедность, разрушит всё в итоге
И праведности сладость не узнает никогда.
51. И кто незрелый плод сорвать до срока не посмеет,
Вкусит нектара сладкий мёд, когда тот плод созреет.
52. И точно так же тот, который земли охраняет,
Где праведности правило заложено в основу,
Лишь только он понять способен, сладостны насколько
Добра и справедливости созревшие плоды.
53. Воинствующий царь, который землями владеет
И нечестиво правит, царской властью наделённый,
Такой всё потеряет: и растения, и травы —
Неважно, как бы щедро ни родила их земля.
54. И точно так же царь, который граждан искушает,
Чтобы они без меры на торговле богатели,
В конце концов увидит, что источники доходов
Заметно сократились, и казна его пуста.
55. И если вдруг своих солдат он разозлит чем-либо,
Солдат он раздосадует, столь опытных в бою,
То армию рискует потерять он между делом,
И даже власть монарха может потерять свою.
56. Любой за прегрешения награду получает —
Ни кровь родства, ни знатность касты уберечь не смогут
Их от того, что в небеса теперь закрыт им путь.
57. Коль скоро суждено царя жестокого супруге
Убитой быть, хотя она была совсем невинна,
Тогда через детей своих страдать ему придётся,
И ад спешит такому по делам его воздать.
58. К крестьянину будь справедлив и к городскому тоже,
И справедлив к солдату будь: не должен он тужить.
Почаще проявляй добро к своим жене и детям
И в безопасности святым позволь спокойно жить.
59. Такой монарх, о Махарадж, который не замечен
В страстях, сумел он разорвать ума порочный круг,
Как Шакра — повелитель Девов, строгий громовержец,
Врагам несущий ужас, держит в страхе всё вокруг.
Так, наставляя царя и преподав ему Дхарму, он подозвал к себе четырёх царевичей и наставлял их на путь праведный. Объяснив им действия царя, он молвил: «Теперь просите у него прощения». Настояв на том, чтобы царь простил их, он сказал: «Таким образом, Махарадж, никогда не принимай на веру заявления клеветников, пока не взвесишь каждое слово, и не придётся быть виновным в насильственных злодеяниях. Это же касается и вас, молодые царевичи. Впредь не замышляйте коварных планов по отношению к своему отцу».
Тогда царь обратился к нему:
— Благородный Бханте, по вине этих людей я совершил зло по отношению к тебе и к царице. Принимая их заявления на веру, я совершил эти ужасные злодеяния. Я немедленно придам смерти всех пятерых.
— О Махарадж, ты не должен этого делать!
— Тогда я прикажу, чтобы им отрубили руки и ноги.
— И этого делать не следует.
— Быть посему, — и он лишил их всего, что у них было, унизил многократно, и, приказав обрить им головы таким образом, чтобы торчали пять локонов6, он заковал их в кандалы и цепи. Затем облили их всех коровьим навозом и вывезли за пределы государства.
После того, как Бодхисаттва задержался там на несколько дней, наставляя царя и прося его быть бдительным, он отправился в Гималаи, где практиковал сосредоточение (Дхьяну) и сверхспособности (Абхиджну). Так он жил до скончания дней своих, взращивая в себе четыре божественных состояния ума (четыре Брахма-вихары), пока не стал обитателем царства Брахмы.
Учитель закончил своё повествование, и, говоря: «Не только теперь, о монахи, но и в прошлом Татхагата был мудр и уничтожал всех спорщиков», — он определил Джатаку и всех действующих персонажей следующим образом:
— В то время пятью еретиками7 были: Пурня Кашьяпа, Маккхали Гошала, Падукха Какшана, Аджита Кесакамбала и Ниганьтха Накхапутта. Гончим псом был Ананда, а бродячим кочевником по имени Махабодхи был я сам.
